Давайте посмотрим на примеры, которые приводит Нора Галь в качестве аргументации и подумаем — действительно ли она следовала своим советам и действительно ли они работают?
“Это — в неофициальной, так сказать, обстановке и по неофициальному поводу. Что же удивляться, если какой-нибудь ребятенок расскажет дома родителям или тем более доложит в классе:
— Мы ведем борьбу за повышение успеваемости…
Бедняга, что называется, с младых ногтей приучен к канцелярским оборотам и уже не умеет сказать просто:
— Мы стараемся хорошо учиться…”
Во-первых, никого не смущает, что приведённый пример — вымышленный? Как можно что-то доказывать вымышленными фактами? Даже когда душевнобольной ссылается на свои галлюцинации, он ссылается на них потому, что для него они реальны.
Во-вторых, что это за загадочное слово “ребятёнок” в 1972 году? Эта просторечная форма иногда возникает в литературе: сперва в XIX, потом в 1910 и 1930-е. Но простое “ребёнок” есть в русском язык с XVIII века, оно куда более общеупотребительно и лишено дурной просторечной окраски.
В-третьих, разве для передачи живой речи обязательно вставлять целые выражения-паразиты? Какую сакральную роль выполняют эти “так сказать” и “что называется”? Без них смысл выражения никак не изменится.
В-четвёртых, “борьба за повышение успеваемости” — это не “мы стараемся хорошо учиться”. Всевозможные кампании 1920-1930-х — это не только личные старания работников, это ещё и постоянное награждения лучших и жёсткое шельмование отстающих. Человек, который “просто старается хорошо работать”, но не клеймит на собрании троцкистов и бухаринцев, всегда под подозрением — неужели ему есть что скрывать и кого укрывать?
“Одна школьница, выступая в радиопередаче для ребят, трижды кряду повторила:
— Мы провели большую работу.
Ей даже в голову не пришло, что можно сказать:
— Мы хорошо поработали!”
“Хорошо поработать” может крестьянин на огороде. Если речь идёт об агитации, медиа, пропаганде, то там как раз “проводится работа” (над умами).
“И добрым, истинно ‘бабушкиным’ голосом произносит по радио старушка-пенсионерка:
— Большую помощь мы оказываем детской площадке…
Тоже, видно, привыкла к казенным словам. Или, может быть, ей невдомек, что для выступления по радио эта казенщина не обязательна. Хотя в быту, надо надеяться, бабушка еще не разучилась говорить попросту:
— Мы помогаем…”
Норе Галь как бы невдомёк, что “оказание помощи” может быть и в виде “добровольно-принудительного” вычета из зарплаты или выдачи этой зарплаты облигациями госзайма (по сути — лотерейными билетами).
“Детишкам показывают по телевидению говорящего попугая. Ему надо бы поздороваться со зрителями, а он вдруг выдает’:
— Жрать хочешь?
— Что ты, Петя! Так не говорят.”
Слово “жрать” — это грубость, просторечие, но не канцелярит.
“Отлично придумано — по радио учить ребят правильной речи. Мол, неверно сказать: ‘На субботник пойдут где-то триста человек’. Не стоит ‘заменять точное слово приблизительно неправильным где-то’. Справедливо. Хотя еще лучше, думается, было бы не точное слово, а верное (уж очень плохо сочетается ‘точное’ с ‘приблизительно’). И лучше и верней было бы, пожалуй, не длинное ‘приблизительно’, а короткое ‘примерно’.”
Возможно, Нора Галь про это забыла, но в русском языке есть ещё более короткое слово — “около”. Которое лишено неуместных побочных значений (“примерными” бывают ученики, да и сама конструкция вдруг начинает намекать на “например” — как будто субботник не настоящий, а воображаемый).
“А беда в том, что следом диктор произнес ни много ни мало: ‘Такие замены не способствуют пониманию вас вашими собеседниками’!!! […] Где же, где он был, редактор передачи? Почему не поправил хотя бы уж так: Такие замены не помогают собеседникам вас понять?
Хвалёное чутьё Норы Галь опять её обмануло — “замены не помогают понять” это такая же официально-деловая конструкция, как “не способствуют пониманию вас”. Странное желание сохранить “замены” в роли подлежащего, хотя действуют не замены, а тот, кто заменяет. И разве замена — не отглагольное существительное, которых Нора Галь требует избегать?
Почему не сказать проще — “Такую фразу сложно понять”?
“Или о работе экипажа космической станции: ‘Проводился забор (!) проб выдыхаемого воздуха’. Этот забор не залетел бы в космос, если бы не стеснялись сказать попросту: космонавты брали пробы. Но нет, несолидно!”
Нора Галь как исполнитель Лоза — считает себя экспертом даже в космонавтике. Вообще-то превращение глагола в существительное тут указывает на то, что собирание проб — это конкретный процесс из нескольких действий, который строго регламентирован.
“…блуждание в… четвертом измерении… окончательное поражение, когда подвергаешь сомнению свое… существование’!”
Пожалуй, можно переписать в “блуждая в…” и “сомневаешься в том, что существуешь”. Но как предлагается переделать в глаголы “измерение” и “поражение”? Ответа Нора Галь не даёт.
“Нет, слова-канцеляризмы, слова-штампы не безвредны. Пустые, пустопорожние, они ничему не учат, ничего не сообщают и, уж конечно, никого не способны взволновать, взять за душу.”
Нора Галь опять делает вид, что не знакома с классическим “розенталевским” делением советского русского языка по стилям. Канцеляризмы используются в официально-деловом, потому что позволяют писать текст стандартно, не допускать разночтений. И когда он появляется в публицистика — это означает, что говорит не журналист или колхозник, а сама КПСС, которая и правда постоянно “ведёт активную борьбу”.
Например, штамп “морально устойчив” сам по себе не означал ничего. Но если в характеристике человека его нет — значит, морально неустойчив и для советской власти очень сомнителен.
Судьба человека с “не такой” характеристикой в Советском Союзе могла взять за душу даже в травоядные времена Норы Галь.
“Радио сообщает: ‘В Ульяновске продолжает работу международная встреча, посвященная…’
Чуть позже сообщили правильно: ‘В Ульяновске закончилась встреча…’. А в следующем же выпуске снова: ‘…закончила свою работу встреча…’. А через годик попробует иной редактор запротестовать, вычеркнуть откуда-нибудь это самое ‘встреча продолжает работу’”
Заметим, парламент, сенат, комитет, кортесы, съезд, собор и курултай могут продолжать работу, а встреча, где вырабатываются документы и идёт обсуждение важнейших тем — почему-то не может.
И если редактор это вычеркнет — то что останется?
“Поистине, не из гущи народной пошло, не народом-языкотворцем создано, а ввели, насадили не шибко грамотные газетчики или редакторы. […] Люди всех возрастов и профессий, ораторы и педагоги, авторы и переводчики не только научных трудов, но — увы! — и очерков, романов, подчас даже детских книжек словно оглохли и ослепли.”
Именно глухотой и слепотой можно объяснить то, что Нора Галь не видит ошибок в своих же примерах.
“’Он владел домом в одном из… предместий, где проживал с женой и детьми’ — прямо справка из домоуправления, а не слова из романа!”
По мнению Норы Галь, такая форма нетипична для литературы?
Но:
У Есенина:
Этот человек
Проживал в стране
Самых отвратительных
Громил и шарлатанов.
У Гончарова: “Кроме нашей семьи, то есть моей матери, сестер и брата, оставшегося в Москве в университете, по болезни, ещё на год, у нас в доме проживал один отставной моряк.”
У Тургенева: “В 182… году в городе О… проживал поручик Иван Афанасьевич Петушков.”
У Костомарова: “Близ такой часовни обыкновенно проживал какой-нибудь благочестивый старец, внушавший к себе уважение своим постничеством и благочестием.”
Разумеется, в главе немало примеров действительно корявых и перегруженных фраз. Многие из них просто возникли из-за того, что переводчик перетащил в русский иностранную грамматику и выражения. Многие — как подражание официально-деловому стилю, которым партия говорила с народом.
Да, действительно, у нас не юридический речекряк и не стоит писать “транспортное средство” вместо “автомобиль”. Но совет
“Всегда, без всякой причины и нужды, предпочитают длинное слово — короткому, официальное или книжное — разговорному, сложное — простому, штамп — живому образу. Короче говоря, канцелярит — это мертвечина”
плох тем, что сама Нора Галь ему не следует.
“Так нахально ‘входят в язык’ все эти канцеляризмы и штампы, что от них трудно уберечься даже очень неподатливым людям, и тогда, как бы защищаясь, они выделяют эти слова иронической интонацией.”
“Официальные слова” выделают иронической интонацией не для защиты “слова”, а для защиты смысла (намекая, что официальные заявления провозглашаются, но не работают).
“Люди добрые! Давайте будем аккуратны, бережны и осмотрительны! Поостережемся ‘вводить в язык’ такое, что его портит и за что потом приходится краснеть!
Мы получили бесценное наследство, то, что создал народ за века, что создавали, шлифовали и оттачивали для нас Пушкин и Тургенев и еще многие лучшие таланты нашей земли. За этот бесценный дар все мы в ответе. И не стыдно ли, когда есть у нас такой чудесный, такой богатый, выразительный, многоцветный язык, говорить и писать на канцелярите?!”
Корявость и невразумительность этого монолога я уже разбирал. Тут ошибка в каждом предложении, и даже не одна.
Люди добрые! [Неуместная ассоциация с «подайте кто, сколько может»]
Давайте будем аккуратны, бережны и осмотрительны! [Канцелярит в лучших традициях объявлений на железной дороге. Так и ждёшь продолжения: «Не оставляйте детей и другие вещи без присмотра! Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — Западные Котлы»] Поостережемся ‘вводить в язык’ такое, что его портит и за что потом приходится краснеть! [Части предложения не согласованы. «За что потом» — просторечие. Слово «поостережемся» уместно как лексический курьёз. Выражение «вводить в язык», помимо неуместной ассоциацией с гинекологией, закавычено — зачем? Автор намекает, что оно неправильное?]
Мы получили бесценное наследство [сейчас уже говорят «наследие», язык — не относится к недвижимому имуществу], то, что создал народ за века [опять просторечие, предлог «за» в значении «на протяжении» в наше время почти не употребляется], что создавали [тавтология], шлифовали и оттачивали для нас Пушкин и Тургенев [что с синтаксисом?] и еще многие лучшие [«ещё многие лучшие» — почти «здорово и вечно»] таланты нашей земли. За этот бесценный дар все мы в ответе [перед кем?]. И не стыдно ли, когда есть у нас такой чудесный, такой богатый, выразительный, многоцветный язык, говорить и писать на канцелярите?! [Стыдно, товарищ Галперина, писать таким бафосом, смесью Ломоносова и тёти Розы с Привоза]
(Продолжение следует)