Слово ни живое, ни мёртвое — 2. Не лингвист, не теоретик

Знаковое признание начинается с первых строк: “Автор этой книжки не лингвист и отнюдь не теоретик”. Невольно вспоминается эксперт по всем вопросам Юлия Латынина, которая тоже “не ракетчик, а филолог”.

Из дальнейшего текста мы поймём, что даже с общегуманитарным образованием у Норы Галь очень туго.

“В таких случаях автор вовсе не стремился развивать теоретические положения, а старался показать и доказать на деле: вот так лучше, а эдак хуже, так верно, а эдак неверно”

и чуть дальше “Это — об истинах азбучных. А сверх того, в работе со словом, как и во всяком другом труде, есть и кое-какие тонкости, своего рода приемы — в меру опыта и умения стараюсь кое-что рассказать и о них.”

Все обманщики рода человеческого от эзотериков до строителей финансовых пирамид очень не любят конкретику.

Вот так и здесь. Автор утверждает, что не претендует на теоретическое обоснование своих рассуждений, он просто показывает, как правильно, а как неправильно. Это — не самый простой способ обучения, потому что ученику не дают главного — объяснения, как отличать правильное от неправильного. Всё обучение сводится к выработке умения угадывать нужный ответ.

Особенно любят это всевозможные поп-психологини. Выдумывается заковыристая, малопонятная терминология (“Паж мечей”, “Стендаль-Есенин”, “горячие и холодные типы конституции имиджа”, “плохой локус контроля и привычка кормить корону”), после чего пастве предлагается для анализа вымышленный “случай из жизни” и требуется разобрать его с помощью терминологии. Паства разбирает, и всегда “неправильно”. Потом поп-психологиня излагает “правильный” анализ, который тоже подходит, потому что вымышленные термины могут означать что угодно…

Потом нам обещают рассказать об “истинах азбучных”, “тонкостях” и “приёмах”. Только вот в оглавлении никаких тонкостей и приёмов мы не найдём — книга разбита не по “приёмам”, а по типам речевых ошибок.

Обычно хорошим учебником называют не тот, где больше неправильных примеров, а тот, которым удобно пользоваться. В этом плане книга Норы Галь чудовищна.

Также из текста совершенно неясно, кто оценивал дела Норы Галь, её улучшения и уточнения. Выпускающий редактор? Нора Галь сама редактирует. Читатели? Сложно сказать, большинство её переводов остаются единственными на русском языке и их не с чем сравнивать.

“почти всякое иностранное слово можно, нужно и полезно заменить русским, а отглагольное существительное — глаголом”

Получается, всякое иностранное “архитектор” следует заменять русским “зодчий”? Вопрос не такой простой, как кажется, потому что зодчий не равен архитектору: в современном представлении архитектор только проектирует, а зодчий — он и проектирует, и строит, причём строго из камня и кирпича (церк.-слав. зьдъчии «гончар, строитель, каменщик», от зьдъ «глина, кирпичная стена», отсюда «зиждется» и «здание»).

По Норе Галь получается, что мы должны следовать Шишкову и переделывать «Франт идет по бульвару из театра в цирк» в «Хорошилище идет по гульбищу из позорища на ристалище». Это же русские слова и худо-бедно употребимые и понятные.

Что до отглагольных существительных, то мне страшно представить текст, в котором заменили на глаголы такие возмутительно глагольные существительные, как: спасение, спасатель, решение, платёж, разрушение, обработка, выезд, служба, учёба, грузчик, травля. Вот уж действительно, кино: теперь оно будет называться “Поезд прибывает” или “Жители Малибу спасают людей на водах”

Также могут быть намеренно образованные отглагольные существительные, для передачи смысла иностранного слова. Например, философ А. Бергсон ввёл термин «durée», а В. И. Вернадский перевел его как «дление».

Кстати, а как быть со словами заимствованными, но утратившими грамматические признаки оригинала? Например, белорусскими “гмах” (огромное здание) и “гвалт” (насилие, принуждение). Они мало того, что иноязычные, так ещё и отглагольные — от немецких gemachen (нагромождать) и gewalten (принуждать, приказывать). На что их предлагает заменить Нора Галь? На “грамадзiну” i “прымус” (принуждение)? Не пойдёт, хотя бы потому, что поля значений разные. От “гвалт” можно образовать “згвалтаваць” (изнасиловать), а от “прымуса” — нет.

“— Помни, слово требует обращения осторожного. Слово может стать живой водой, но может и обернуться сухим палым листом, пустой гремучей жестянкой, а то и ужалить гадюкой. И слово может стать чудом. А творить чудеса — счастье. Но ни впопыхах, ни холодными руками чуда не сотворишь и Синюю птицу не ухватишь. Желаем тебе счастья!”

За пафосом потерялся тот факт, что перед нами — настоящая чересполосица стилей.

Разговаривать с такой напыщенностью простительно, если ты пожилая фэнтезийная жрица какого-нибудь древнего божества.

Действительно, когда доживёшь до могущества Галадриэль, или хотя бы до её возраста, станешь и старомодной, и пафосной. Но почему стилизация под древнегреческое койне Нового Завета то появляется, то снова пропадает? Если пишешь “обращения осторожного”, то почему не “водой живой”, “листом сухим палым”, “жестянкой пустой гремучей”?

“И слово может стать чудом. А творить чудеса — счастье.” — смысл потерялся. Получается, творить слова — счастье? Но словотворчество в духе Хлебникова (“Крылышкуя золотописьмом”) явно Норе Галь не по вкусу.

“Но ни впопыхах, ни холодными руками чуда не сотворишь и Синюю птицу не ухватишь. Желаем тебе счастья!” — финальное пожелание счастья выглядит, как издевательство.

“Чем больше талантов, тем лучше. Но надо ли доказывать, что и не обладая редкостным, выдающимся даром можно хорошо, добросовестно, с полной отдачей делать свое дело? А для этого нужно прежде всего, превыше всего — знать, любить, беречь и никому не давать в обиду родной наш язык, чудесное русское слово.”

Слово “талант” в русском языке определяется как “Выдающиеся врожденные качества, особые природные способности”. Английское понимание шире — это просто выдающаяся способность делать что-то, не важно, как обретённое. Тут непонятно, что имеется в виду — талант врождённый или приобретённый.

К слову, само слово “талант” пошло из известной библейском притчи. И в ней свой талант “знал, любил, берёг” и даже зарыл в землю как раз “лукавый раб и ленивый”.

“Люди самые разные — вчерашняя школьница и заслуженный профессор-медик, геолог, инженер-строитель, пенсионер и горняк — разделяют тревогу, которой продиктована эта книжка: что же творится с нашим родным языком? Как защитить и сохранить наше слово?”

Не знаю, уместно ли заимствовать мысль Юрия Никитина — но это одна из немногих его действительно умных мыслей. Видимо, раз в год и палка стреляет. А может быть, он её у кого-то позаимствовал:

Действительно, странное явление — против порчи языка выступают школьница и заслуженный профессор-медик, геолог и инженер-строитель, пенсионер и горняк. Но кто же тот злодей, который выступает за порчу языка? Кто вводит в него новые слова и выражения?

Этого злодея зовут русский народ. Именно он добавляет в язык новые слова, забывает старые, потихонечку сдвигает грамматику. После реформ Александра II устарел словарь Даля. Сейчас устаревает справочник Розенталя.

Например, у Розенталя как вполне литературная форма употребляется форма разделительного падежа (который так и не появился в школьных учебниках): чайник кипятку и т.п. Сейчас, в 20-е годы XXI века, он уже окончательно слился с родительным и считается разговорной формой. Ещё какое-то время — и он уцелеет только в устойчивых выражениях вроде “не до смеху” или “X лет от роду”.

Как уцелели формы лишительного (не знать правды, не иметь права) и превратительного (взять в жены, прийти в гости, уйти в монахи, баллотироваться в депутаты) падежей.

“Почти в каждом письме — выписки и даже вырезки: новые образчики словесного варварства. Да и у автора за это время накопилось вдоволь новинок — печальное свидетельство того, что все до единой болезни языка, о которых говорилось в книжке, отнюдь не сходят на нет.” 

Признание весьма знаковое! Получается, немалая часть приведённых в книге курьёзов — не встретились самой Норой Галь в её работе, а прислана читателями! Интересно было бы сравнить первое издание с последующими и узнать — какой процент текста составляют сознательно отобранные ошибки, а какой — дополнения читателей (которые тоже могут быть искажены или даже вымышлены)?

(продолжение следует)