Конечно, есть известное возражение, что мастер должен владеть своим инструментом. А язык — инструмент писателя.
Отвечу: во-первых, искусство воздействует скорее образами. Именно образ — инструмент писателя. А насколько виртуозно он его создаёт — решает читатель.
В музыке виртуозом обычно объявляется человек, способный сыграть сложнейшие пассажи. Но в литературе?
Да, можно считать образцовым стиль Бунина, или Набокова, или Паустовского.
Но почему не демонстративно простой и ясный стиль прозы Пушкина и Лермонтова? Писать таким стилем, кстати, ничуть не проще.
“Уже давно я принял твердое решение во всех своих книгах неотступно следовать одному правилу: писать только простым, понятным языком,— сообщает Айзек Азимов в предисловии к своему последнему роману “Немезида”,— Я отказался от всяких попыток образно излагать свои мысли, прибегая к символике или к какому-либо модному стилю, который (преуспей я в этом) принес бы мне Пулитцеровскую премию. Я пишу просто и понятно, чтобы между мной и моими читателями установилось полное взаимопонимание.”
Великая Колетт, литературный редактор в газете «Матен», выговаривала юному Жоржу Сименону, который только-только перебрался в Париж из провинциальной Бельгии:
— Малыш, это еще все-таки немножко литературно… Нужно снисходить до уровня публики… Газету читают в автобусе, в метро… у читателя нет времени переваривать большую литературу…
Ещё современная ему критика отмечала, что Герберт Уэллс пишет настолько хорошо, что это даже незаметно.
Вся проблема в том, что зависимость результата от инструмента и мастерства в искусстве — не линейная, а скорее похожа на график функции из квадратного корня. То есть сначала большее мастерство даёт больший качественный рост, но со временем эта зависимость снижается. И на более высоких этапах даже титанические усилия дают прирост самый ничтожный.
Да, часы за 100 долларов лучше, чем часы за 10 долларов. Но в продаже есть и часы за 1000 долларов. Неужели они в 10 раз лучше часов за 100? Увы, они могут быть даже хуже…
Да, самые дешёвые музыкальные инструменты обычно очень плохи, царапают пальцы и ломаются через месяц. Но покупая подписную гитару Gibson за две-три тысячи долларов, ты не покупаешь умение на неё круто играть. Подавляющее большинство слушателей может и отличит вслепую, по одному звуку, гитару за 300 от гитары за 3000, но не сможет сказать, какая из них звучит лучше (у звука за 300 найдутся свои почитатели).
Более того, музыканты, вращаясь в своей среде, обычно и не подозревают, что слушатели мало того, что не различают гитары на слух — они едва различают их визуально. Человек, который никогда ни на чём не играл, в лучшем случае знает, что гитары бывают чёрненькие, чёрненькие с белой вставкой и жёлтенькие, а ещё в форме стрелы, чтобы рубить тяжёлый металл. Им настолько же всё равно на марку гитары, которая звучит в их любимой песне, как и на то, какого цвета был медиатор, сколько было сделано дублей, насколько трезв был исполнитель в момент записи.
Но даже если бы у дорогущей гитары было ощутимое преимущество в звуке — как вы собираетесь использовать это преимущество? Студийные записи потому и студийные, что их можно редактировать и обрабатывать до умопомрачения, добиваясь “того самого” звучания (и всё равно его будут слушать в лучшем случае в больших наушниках — ведь вы же просто ещё одна школьная рок-группа, а не Лондонский Филармонический). А на живых концертах вы всё равно не добьётесь не то, что идеального, а даже одинакового звука для всех зрителей. Где-то будет слышно хуже, где-то лучше, где-то громче, где-то тише. А когда публика подпевать начнёт, так вообще ничего не услышишь, кроме барабана.
Не секрет, что весь ажиотаж вокруг “легендарных” гитарных брендов, бесчисленные сравнения и обзоры и т.п. финансируются самими производителями музыкальных инструментов. Чтобы создавать ауру “легендарности” и продавать подороже.
Но то же самое относится и к виртуозной технике. По большом счёту, она нужна только преподавателям — чтобы было, чем учить.
Конечно, хорошо, если вам повезло и на вашу репетицию случайно забрёл молодой занзибарский перс Фаррух Бульсара, который и поёт, и на всех инструментах играет и вообще человек весьма образованный. Но занзибарских персов на всех не хватает, приходится работать с тем, что есть. В группе Beatles не было ни одного виртуоза. Оззи Осборн умеет играть совсем немного на губной гармошке, у него странный голос и он хронически не попадает в ноты — но это человек, который преобразовал лицо рок-музыки. Песни Nirvana вопиюще просты — и намертво застревают в памяти.
Великий бард Александр Городницкий настолько плохо владеет гитарой, что на концертах ему подыгрывает второй человек. Судя по записям, другой знаменитый бард — Галич — так и не продвинулся дальше элементарных аккордов и не имел никакого представления о том, что петь надо по нотам, а не просто проговаривать текст.
Зато виртуозов много среди продавцов в магазинах музыкальных инструментов. Там можно тренироваться весь день напролёт, не отвлекаясь на концерты и записи.
Мало кто из наших рокеров может сравниться во владении инструментом с Константином Никольским и Александром Градским. Но и Никольский, и Градский так и остались в памяти как исполнители одного-двух хитов — их техника была настолько сложна и проработана, что им было просто неинтересно работать в популярных жанрах.
Ловкие пальцы, умение подстраиваться под темп и хорошая память на мелодии — это инструменты для того, чтобы сделать продукт. Но если нет продукта — нет и интереса. Публика не против послушать, как виртуоз будет пару минут терзать инструмент — при условии, что за этим последует хит. Иначе начнётся разочарование: “Чувак, мы и так в курсе, что ты круто играешь. Если бы играл не круто, тебя бы не взяли в группу. Давай, заканчивай”.
Публике нет никакого дела, на каких инструментах любимый продукт изготовлен. И напротив: если продукт публике не понравился, то бесполезно объяснять, на каких инструментах какого бренда он сыгран и как много вы вбухали в студию.
И если зависимость качества звука от инструмента нелинейна, то зависимость хитовости результата от мастерства исполнителя и вовсе не подчиняется линейным зависимостям.
Какой стиль хороший? Какой инструмент хороший? Если вам нравится результат — значит он хорош, можете изучать, как это сделано. Если вам не нравится результат — то значит, это просто не ваше.
Да, есть некоторые правила, которые могут помочь написать хит. Но есть множество треков, которые сочинены по всем правилами, исполнены настоящими виртуозами на дорогущих инструментах, записаны в лучших студиях, и — “не взлетели”. Почему — никто не знает.
Приглядевшись к эстраде, мы обнаружим, что это не “пирамида”, а скорее целый трёхмерный лабиринт, где каждый слушатель ищет что-то своё. Есть очень популярные в своём поджанре группы, про которых средний слушатель ничего не слышал. Можно ли считать, что песни Майкла Джексона лучше, чем песни Avantasia, потому что у Майкла Джексона больше слушателей? Думаю, нет: Майкл Джексон хорош в своём жанре, а Avantasia — в своём.
Но означает ли популярность строгое следование формату? Нет, и независимость тут не играет роли. Среди артистов популярного жанра немало разнообразия? Разве Билли Айлиш похожа на Мадонну? Разве Земфира похожа на Агузарову (ладно, голос и умение передавать эмоцию были немного похожи)? И в то же время — если вы решите послушать подборку экстремального металла за последний год, то обнаружите, что большинство “ни от кого не зависящих групп” утомительно похожи друг на друга.
Даже если мы сравниваем группы одного жанра (особенно если жанр очень популярен), мы неизбежно наткнёмся на проблему “группы одного хита”: бывает так, что звёзд с неба не хватавший артист или группа вдруг выпускает хит и его слушают даже те, кто не является фанатом этого жанра. Но потом, до самого конца карьеры так и не выдаёт ничего даже близкого по уровню, сколько бы он не писал. Хотя теперь у него вроде бы есть и имя, и доходы, и интерес публики, и возможность работать с лучшими продюсерами и звукорежиссёрами.
Могут быть приливы и отливы и в судьбе конкретного артиста. Прямо на наших глазах взлетели на вершины чартов, а потом пропали бесследно Psy (сможете ли вы назвать другие его песни, кроме “Gangnam Style”?) и Kesha (сможете вспомнить просто хотя бы одну песню?).
Если всё дело в раскрутке — что помешало продюсерам влить ещё больше денег и дать популярность их новым песням? Состоявшуюся звезду раскрутить намного проще, чем новую…
В обычной жизни продюсеры знают: можно раскрутить исполнителя, но если его творчество не цепляет публику, то проплаченные обзоры и принудительная ротация по всем утюгам вызовет волну ненависти. Сравнительно юные Бритни Спирс и Билли Айлиш вышли к публике с большими хитами, — и не раздражали даже тех, кого их хиты не зацепили. А Джастин Бибер и Tokio Hotel вышли с большим бюджетом — и все попытки нанять уже потом лучших композиторов и текстовиков привели только к ещё большему граду насмешек.
На русскоязычной эстраде выполняются те же закономерности.
Видный специалист в области космонавтики Юрий Лоза так и не сочинил ничего хитовей доисторического “Плота” (сочинён в 1982, вышел на пластинке в 1988).
Все помнят имидж Бориса Моисеева и мало кто — что он вообще выпустил кроме (одного на двоих с Трубачом) хита “Голубая Луна” из 1997 года. Где сам Моисеев, так толком и не научившийся петь, только подпевает припеву и произносит кусочек речитатива во втором куплете.
А если вспоминать просто поп-исполнителей, которых хватило только на один хит, то получится огромный список, от Ground Beat (помните “Чёрную воду”, которая скрывает с головой?) до Яны (в 2014 на «Супердискотеке 90-х» в «Олимпийском» зрители сперва приняли её за работника сцены, которая вышла микрофонную стойку поправить — а уже спустя несколько секунд весь стадион пел постгранджевый хит с испанским соло про одинокого голубя на карнизе за окном).
Мир творчества, где творец встречается с публикой — противоречив и непредсказуем. Может быть даже так, что “недостаток большого артиста порой является его достоинством”. Если бы песни Высоцкого спел один из великих оперных теноров — это было бы не то. Если бы песни Высоцкого сопровождались аккомпанементом гитарного виртуоза — было бы ло бы не то. Если бы сам Высоцкий выглядел как Ален Делон — это было бы уже не то.
Если не верите — найдите на Ютубе исполненную Градским по всем оперным правилам песню Высоцкого про Канатчикову дачу. Спето виртуозно, но вся игра характеров, все оттенки голоса великого актёра стёрты начисто. Результат стал похож на несмешную буффонаду.
Бывает ли такое в литературе? Бывает.
Сможете ли вы вспомнить без подсказки другие книги указанных авторов:
- Кен Кизи — “Пролетая над гнездом кукушки”
- Энтони Бёрджесс — “Заводной апельсин”
- Уильям Голдинг — “Повелитель мух”
- Леопольд фон Захер-Мазох — “Венера в мехах”
- Чак Паланик — “Бойцовский клуб”
Если эти авторы владели мастерством — почему мы не помним всё их прочее (и немалое) наследие?
Если эти авторы не владели мастерством — почему эти книги так популярны?
Чака Паланика считают выдающимся стилистом. Между тем я встречал упоминание, что первое издание “Бойцовского клуба” было провальным, он продал не больше 60 экземпляров прежде, чем на книгу наткнулся режиссёр Финчер. Да и фильм сначала провалился в прокате… В чём же причина успеха книги? В том, что её удачно экранизировали?
Но — причём тут стилистика?
На этом месте невольно вспомнится Руфь из “Мартина Идена”, которая считала, что “У великих поэтов ни одной строки нельзя опустить, каждая обогащает мир.” Следует ли из этого, что надо печатать только великих поэтов? Ведь невеликие поэты тоже обогащают мир, пусть даже делают это только половиной своих строк. И без этих строк мы тоже обеднеем. Кому-то в поэзии близка экспрессия Артюра Рембо, а кому-то — нестареющая актуальность Ивана Баркова.
Наконец, очень плохие поэты тоже обогащают мир — тем смехом, что вызывает их творчество.
Вот, например, примечательные детские стихи одного доцента провинциального филфака (который, среди прочего, читал курс истории литературной критики):
Кто стучится в дверь ко мне
С толстой сумкой на ремне?
Я, дружище, Дед Мороз,
Я коня тебе принес…
Ты, бомжина, старый вор,
ну-ка сваливай во двор,
а не то затубаню
в райментовку позвоню,
а как скиснешь, рекетир,
таки сам спущу в сортир…
и растаял Дед Мороз
от обиды горьких слез.
Едва ли эти стихи можно назвать детскими — но они определённо вызывают какое-то детское веселье…
В конце концов, даже у великих поэтов есть посредственные стихи. Кажется, единственный способ не писать слабых стихов — это не писать их вовсе, к чему со временем пришёл Рембо. Возможно, его наследие кажется настолько ярким и безупречным, что все его плохие работы просто утрачены — так, биографы упоминают, что в бесследно пропавшей «Тетради Лабаррьера» было около 60 стихотворений, написанных будущим классиком ещё в школе.
А у поэтов посредственных бывают такие стихи настолько неожиданно хорошие, что их приписывают поэтам великим. В случае эстрады это вообще общее место: приписывать внезапные хиты от малоизвестных групп — легендарным группам, которые играют в этом жанре.
Можно ещё немало страниц посвятить поучительным примерам из жизни знаменитостей. Но полезней сделать вывод.
Если вы придёте к тренеру в спортзале, к преподавателю по вокалу, в литературному редактору — вам обязательно скажут, что у вас всё плохо и вы ничего не умеете. Но у вас есть шанс научиться — ведь эта область человеческой деятельности (не важно, какая) развивалась столетиями, тут выработаны классические методы обучения, под низ подведена научная основа и мы будем изучать опыт лучших из лучших.
К сожалению, очень часто — это просто похвальба, которой преподаватель набивает себе цену и убеждает вас, что вы умрёте без его уроков. И обман здесь — самое обычное дело, причём нередко преподаватель обманывает в первую очередь себя.
Нередко учить вас будет человек, который сам не разбирается в теме или типовой “сбитый лётчик”, который сам толком ничего не достиг и решил, что преподавать — проще. Его биография выглядит примерно так:
Фуфел Фуфлович – известный российский гитарист, считает себя одним из лучших музыкантов в своей сфере, родился в каком-то году.
Согласно биографических данных, на гитаре начал играть в очень мало лет. Окончил музыкальную школу. На профессиональной сцену вышел в совсем другом году, но где эта сцена расположена — никто не знает.
Работал с различными группами, среди них: «Неизвестная Группа», «Лобковая Вошь», «ВИА Завода Сантехнического Оборудования г. Урюпинск», «Моральные уроды» и множестве других групп, про которых тоже нет даже статьи в Википедии, а также в группе Неизвестного Исполнителя (его соло можно услышать в Треке 15, если постараться). Прослушивался в состав театра Аллы Пугачевой, но принят не был. В 1990 году решил, что пригодится за границей. Там он проработал три года как студийный и концертный музыкант. Отработав в подземных переходах 14 стран Европы, он вернулся вновь в Россию и стал работать в подземном переходе у Курского вокзала.
В начале девяностых выпустил первую в России видеошколу игры на гитаре «Феноменальная техника и 69 позиций», ее тираж составил стопицсот экземпляров и продавался в том же переходе.
В середине девяностых Фуфел Фуфлович выпустил вторую часть видеошколы, которая называлась «Импровизируй, как я» — ее тираж, по данным автора, составил сотнитыщ экземпляров.
И первая, и вторая часть видеошколы к сожалению, раскуплены, а на сохранившиеся у автора экземпляры автор, нуждаясь в плёнке, записал подборку фильмов с Сашей Грей.
Много лет назад музыканта пригласили для записи CD «Звёзды забайкальского шансона», где приняли участие десять лучших гитаристов села Горно-Таёжное, Уссурийского района. На данном диске Фуфел Фуфлович представил две свои композиции: «Вести из-под шконки» и «Мама, роди меня обратно!».
С 1995 по 1997 годы работает преподавателем в музыкальном колледже №1 посёлка Галимый (Чукотка).
Все инструментальные композиции Фуфел Фуфловича отличаются нестандартным гармоническим построением, потому что пентатонику Фуфел Фуфлович так и не выучил. Индивидуальная манера исполнения, где просвечивается использование оттенков колорита народностей крайнего Севера, а также выбитый зуб, делают этого гитариста легко узнаваемым на эстраде.
(Как нетрудно заметить, этот утрированный персонаж по факту выпустил две никем не замеченных композиции в давно забытом сборнике. И из этого растянута целая гирлянда регалий)
“Научность” подхода обычно сводится к шпигованию ученика умно звучащими терминами (некоторые из них сам преподаватель и выдумал). Такой унылый метод, как сравнение результативности разных методик, просто не приходит никому в голову. В качестве авторитетов и шедевров обычно выставляются известные только преподавателю авторы и исполнители, их положено изучать и ими восторгаться, а разбирать актуальных “бесполезно, они на самом деле ничего не умеют”.
При трезвом сравнении методов двух таких учителей ученик рискует обнаружить неприятную истину: при всей “научности” подхода и “отработанности” методик каждый из них учит по-своему и никак не гарантирует результат. Конечно, будет небольшой процент успешных учеников, тех самых “природников”, которые попросту оказались достаточно сообразительны, чтобы разобраться в теме сами. Учитель предпочитает работать с ним (потому что это проще) и впоследствии очень гордятся их успехами.
Странные и малоизвестные деятели, которые выставляются “великими” также очень полезны — такие дутые авторитеты отлично дурят ученикам голову, заставляя их сомневаться в своём вкусе.
Наконец, есть один великолепный шарлатанский приём, который интересен тем, что очень похож на манеру Норы Галь.
Есть специальный гитарный эффект — шумоподавитель. Я допускаю, что где-то есть хорошая, великая модель, которую Металлика берёт с собой в тур в специальном золотом чемоданчике в форме акулы. Но все модели (и железные, и программные), которые доступны простым смертным, работают в двух режимах: если выставить слабое подавление, то его просто не заметно, а если выставить сильное, то он сдавит и звук гитары. На выходе получится нечто плоское и скверное, и другие эффекты только увеличат градус убожества.
Как же поступают преподаватели гитары, когда хотят доказать, что кумиры миллионов не умеют играть? Они ставят себе максимально сильное подавление, а потом показывают пример игры какого-нибудь легендарного гитариста. Разумеется, там можно найти места, где чуть-чуть недотянута или недоглушена струна. Или место, в котором кажется, что что-то не так сыграно — не забываем такую банальную вещь, как внушаемость аудитории.
После чего преподаватель играет тоже самое на своей гитаре. Разумеется, звук отвратителен, но шума вроде бы нет. Легендарный гитарист посрамлён. Идите немедленно учиться к великому преподавателю — а иначе будете, как лох, всю жизнь шуметь струной, как новичок-любитель, в занюханной группе Metallica!
Как нетрудно догадаться, преподаватель попросту ставит себя в изначально лучшие условия. Он может играть со сколь угодно скверным звуком, и небольшой кусок — а музыкант должен играть всю песню и на том самом звуке.
Метод Норы Галь и её последователей — аналогичен. Берём кусок из текста и указываем на его несовершенство. Показываем, как “подавить шум” в этом случае. Но если аналогично “давить шум” во всём тексте — получится типовой пустой, плоский и дохлый язык, каким писали в 1970-е годы члены Секретариата Союза Советских Писателей.
Похоже, что и появление хороших, и появление плохих текстов неизбежно, как и появление самых разных переводов.
Что же делать нам, авторам и читателям, перед лицом этой неизбежности? И с тем, что многие тексты в оригинале воспринимаются куда лучше самого тщательного перевода?
Ничего особенного.
“Завидовать будем”…