Неугомонный дедушка Садатаро

Семейство Хираока происходило из горных деревень провинции Симата (ныне Хёго), что неподалёку от Осаки. Первым из клана, кто оставил след в истории, был дед Садатаро — ещё при сёгунах его судили за браконьерство.

Сын браконьера (который приходился Садатаро отцом) был тоже в крестьянском сословии. Кажется, он чем-то торговал и делал это достаточно успешно, чтобы послать обоих детей в единственный в тогдашней Японии Императорский Университет.

Один сын выбрал военную карьеру и не оставил следа в истории. А Садатаро (родившийся в 1863 году) уже тогда понимал, что его таланты нужны на госслужбе и старательно изучал юриспруденцию.

Закончив университет, Садатаро был принят в Министерство внутренних дел и сделал головокружительную карьеру.

В 43 года он становится губернатором провинции Фукусима (1906-1908). А в 45 лет его переводят на управление только что присоединённым южным Сахалином (1908-1914 или 1915). Неясно, почему он согласился управлять этой каторжной территорией. Официальное название тогдашнего Сахалина было — провинция Карафуто.

Возможно, партия была заинтересована в субсидиях, которые шли на освоение новой колонии.

Разумеется, одних бюрократических талантов для такой карьеры недостаточно. Покровителем Садатаро Хираоки был Такаси Хара, один из самых влиятельных людей Партии Свободы. В 1918 Хара станет первым премьер-министром Японии, который не был выходцем из аристократического сословия.

Также оказался полезен брак по расчёту с Нацуко Мацудайра.

Нацуко была внучкой барона Ёритака Мацудайра, владевшего Сисидо в Хотати, близкого к лордам Мито и семье Токугава. Его побочная дочь, мать Нацуко, воспитывалась в доме друга семьи — принца Тарухито Арисугава.

Там она сошлась с Нагоем, сыном влиятельного барона Наоюки от наложницы. Позже его усыновили, и Нагой с головой нырнул в политику.

Барон Наоюки заседал много где — был советником сёгуна Ёсинобу и автором черновика проекта указа о возвращении императору всей полноты власти. Нагой дорос до судьи Верховного Суда. Неизвестно, как он относился к жене, но два полубастарда дали замечательное потомство.

Нацуко была старшей из двенадцати детей. Её внук Кимитакэ оставил её жутковатый портрет в первых главах “Исповеди Маски”.

Из других источников тоже заметно, что Нацуко была человеком тяжёлым и вспыльчивым и обожала скандалы. Её сбыли на руки чиновному выскочке с крестьянской фамилией, чтобы без лишних проблем устроить личную жизнь её одиннадцати братьев и сестёр. Среди японских аристократов считалось неправильным, если дочери выходят замуж не по порядку.

Нацуко переехала в свой дом с 6 слугами. Из них 4 были подчинены лично Нацуко. И всё равно до конца жизни она возмущалась, что у кого-то из её сестёр больше детей или ещё чего-нибудь.

Получается, пройдоха Садатаро был вынужден воевать на два фронта. И проблем с провинцией было не меньше, чем с женой.

Проблемы на бывшем каторжном острове было полно. Всё население острова, после эвакуации русских, сократилось до 20 000 рыбаков, промышленности не было, сельское хозяйство было затруднено или невозможно.

Не хватало даже японского населения. Большая часть этих рыбаков были айну, а к малым народностям Садатаро относился с характерным презрением. В духе того времени, внук браконьера стал ярым сторонником евгеники и расовой реконструкции (junsu no kanzou).

Айну — неприспособленные члены Человечества,- писал он,- Сегодня у айну нет ничего, что они могли бы предоставить для счастья человечества; следовательно, их выживание или вымирание должно быть оставлено на усмотрение природы… Другая позиция относительно необходимости вымирания айну следуют из ситуацией с расой Ямато… Наша страна гордится чистотой нашей древней расы, и как можно более долго сохранение этой расовой чистоты… и есть наш национализм. Если смешение с айну вливает кровь айну в японцев, это вредит движению сохранения нашей национальной сути.

Оборотистый Садатаро взялся за вверенный остров, как положено. Он пробил сделку с торговой группой Мицуи и построил первую древообрабатывающую фабрику в истории японских колоний.

В 1913 Садатаро прочили в начальники Манчжурской железной дороги или даже в губернаторы Манчжурии. Но тут его карьера даёт крен.

В апреле 1914 года оппозиция начинает атаку на Партию Свободы. В апреле 1915 Садатаро отстранён от губернаторства и обвинён в двух случаях коррупции (как раз по делу группы Мицуи). В мае 1916 года его признали невиновным, но обязали выплатить ущерб ($5 млн.). Бывший губернатор в ответ предоставил отчёт, что после инвестиций в производство цинка его имущество составляет 700 000 йен (примерно $25 млн) чистых долгов.

В конце концов освобождённый Садатаро сбежал от кредиторов на Суматру и пытался обустроить сахарную плантацию. Ничего путного из этого не вышло. В 1918 его бывший покровитель Хара становится премьер-министром и Садатаро возвращается, в надежде на поддежку бывшего патрона.

Видимо, ему снова начали поручить деликатные дела. И одно из них не выгорело. В новом 1919 году Садатаро был арестован в Манчжурии, губернатором которой он так и не стал. С собой у заслуженного политика было 44 килограмма контрабандного опиума стоимостью примерно 12 000 йен ($420 000).

В феврале 1920 партия Свободы побеждает на выборах. Садатаро кое-как отмылся и уже в октябре снова оказался на госслужбе. Он возглавил Бюро Железнодорожного транспорта.

Спустя две недели после его назначения во время фестиваля происходит каскад аварий и жуткий транспортный коллапс. Дешёвые конструкции, одобренные за взятки членами Партии Свободы из городского совета, не выдержали нагрузки.

Садатаро взял вину на себя и ушёл в отставку. Ему было 58 лет и он снова вернулся к деликатным делам.

20 февраля 1921 Садатаро предупредил Хару о том, что на того готовится покушение. Возможно, это помогло бы ему вернуться во власть, но 4 ноября покушение происходит — и внезапно оказывается успешным.

Последнее упоминание в газетах имени опального губернатора относится к 1934 год. Семидесятилетний отставной чиновник снова оказался под судом за очередные махинации.

Его сын Айдзуса не был ни аристократом, ни даже контрабандистом. Он был женат на дочери директора школы, и служил в департаменте рыболовства Министерства Сельского Хозяйства.

В 1925, когда карьера старого Садатаро уже окончательно лежала в руинах, в семье его сына, Айдзусы Хираоки рождается сын, которому дали нелепое аристократическое имя Кимитакэ (японцы с завидной регулярностью читают его иероглифы как “Котака”).

У него был младший брат Тиюки и старшая сестра Нацуко. Нацуко умерла во время войны от брюшного тифа, в автобиографических текстах брата она не упомянута. Но сохранилась совместная фотография с котом, чьё имя биографы не упоминают. Младший брат Тиюки будет служить по дипломатической части.

Полномочий разорённого семейства хватит только на то, чтобы пропихнуть внуков в Гакусуин — самую престижную среднюю школу Японии, где учатся члены императорского дома, будущие министры и прочие важные люди.

Общежития маленькому Кимитакэ, как столичному жителю, не полагалось, и он ездил в школу на трамвае, мимо императорского дворца и квартала Итигая, где потом будет американская военная база. В его жизни тоже потом хватило приключений.

Но с грузом опиума в Манчжурии он всё-таки не попадался.

Любителям японской литературы он больше известен как Юкио Мисима.