Жанровая литература — Общее

Я буду говорить о том, о чём по-русски нет ничего. Большая часть информации — из курса Дина Уэсли Смита о Readers Expectations (он платный).

Жанровая литература. Что это такое?

Вроде бы очевидно: есть серьёзные книги, классика, лауреаты. А есть жанровая: любовные романы, детективы, фэнтези — для массового читателя.

Странно, но почти все пособия по литературному мастерству всегда анализируют “серьёзные” книги. А массовую литературу принято ругать… и читать.

Невольно вспомнишь старую шутку Бьярна Страустрапа: “Языки программирования бывают двух типов. На одни все жалуются. А другими никто не пользуется”.

Между тем, даже классика была жанровой литературой своего времени. Просто жанры с тех пор сместились и мы уже не знаем, что такое “семейный роман” или “роман нравов”. И не замечаем, насколько много у Достоевского от готического романа, Эжена Сю, Гюго и особенно Диккенса (вы знали, что история Нелли из “Униженных и оскорблённых” — ремейк одной из сюжетных линий “Лавки древностей” Диккенса?).

Если вы до сих пор сомневаетесь, стоит ли  за “низкие” книги, просто учтите — именно жанровые книги самые популярные и читаемые, именно в них есть хоть какой-то шанс у независимого автора.

Общее

Эти требования не зависят от жанра.

Для начала попробуем понять, чего ждёт от жанровой книги читатель:

1. Все ожидания от жанра должны быть исполнены. Не надо сюрпризов.

2. Не пытается описать целый мир. Небольшой участок и небольшая история.

3. Её приятно читать вечером, после рабочего дня. Или в транспорте, по дороге домой. Или даже на работе, пока никто не спалил.

4. Издателю можно смело отправлять её в печать, даже не читая, просто просмотрев синопсис и аннотацию (это происходит чаще, чем вы думаете).

Прежде, чем перейти к жанрам, назовём важнейшие вещи, которые делают историю привлекательной для читателя. Если они у вас есть — респект и уважуха вопрос времени. Пообещайте себе, что у вас это будет перед началом работы.

1. История должна развлекать

И развлекать она тем способом, которого ждёт читатель.

Читатели смотрят на книги по-другому, чем авторы или критики, безумная оригинальность или правдоподобие их не особо волнует. Например, обычный читатель почти не способен оценить “деконструкцию жанра” и допускает её, только если на книге большими буквами написано “ЮМОР”. Когда автор издевается над жанром, читателю кажется, что автор издевается над ним.

Большинство людей читает для развлечения, с этим ничего не сделаешь. Как только вы забыли это и начинаете читателя грузить — вы в беде. Читатель и так знает, что жизнь тяжела, а супергероев не бывает. И именно поэтому он взял книгу. Чтобы оказаться в мире, где супергерои есть, и они переделывают тяжёлую жизнь.

А если ему захочется узнать во всех подробностях о строительстве броненосцев или философии Людвига Витгенштейна, он просто купит научно-популярную книгу по теме.

2. Главный герой должен привлекать и быть понятным

 Главный герой — это как фронтмэн в рок-группе. Музыканту это сложно понять, но для слушателя тот, кто поёт — и есть группа, а остальные подыгрывают. Не просто так смерть Моррисона, Кёртиса, Меркьюри, Кобейна была смертью их групп.

Мало кого, кроме музыкантов, взбудоражил исход из “Арии” большей части состава, включая основателей. Какая слушателю разница, что за человек стучит в барабан или играет на басу (который через пластмассовые колонки всё равно толком не слышно)? Но когда ушёл Кипелов — поднялся яростный шум. И не затих до сих пор.

Пока братья Самойловы пели вместе — это была “Агата Кристи”. Когда стали петь по отдельности — они стали “ну те, раньше пели в “Агате Кристи””.

Герой жанровой литературы не может быть обычным человеком. Обычными людьми занимается статистика, а не искусство.

Главный герой — необычный человек. Либо обычный человек, который делает необычные вещи.

Чистая ложь — утверждать, что читатель хочет читать про себя. Он хочет про того, кем он сам хотел бы быть! Свою собственную жизнь он и так каждый день наблюдает, во всей её красе и нелепости.

И именно поэтому хороший герой так нравится читателю. Он делает то, что читатель хотел бы делать. Все мы хотели бы быть наблюдательными, как Холмс, быстрыми, как Бэтман и безнаказанными, как Джокер.

Даже вроде бы антигерой-людоед Ганнибал Лектер — тоже очень нам нравится. Мы забываем даже то, что он не главный герой истории.

Мало кто хотел бы быть маньяком — но много кто хотел бы быть таким же умным манипулятором, как доктор Лектер.

И он нам понятен. Все мы знаем людей, которые только и годятся, чтобы съесть их печень с бобами и запить чудесным кьянти.

Иногда герой настолько великолепен, что даже непостижим. Поэтому к Холмсу приставлен Ватсон — простой человек вроде нас.

История — она всегда про кого-то, про человека, который действует. “История про Гарлем” сразу пахнет скучной семейной сагой. “История про негра из Гарлема, который мечтал стать звездой гангста-рэпа, но теперь за ним охотятся реальные киллеры” — вот это уже интересно. Даже ненавистнику рэпа это интересно — вдруг молодого артиста убьют ближе к концу и в хит-парадах так и не появится очередная читка про детство на опасном районе.

Казалось бы, всё это просто и очевидно. Но входящая почта (и корзины) издательств по-прежнему доверху забиты воспоминаниями людей, про которых забыли еще при жизни, офигительными историями одна лучше другой из студенческой молодости и (сейчас, это поколение почти уже вымерло) опусами о разборках в писательской среде.

Ещё Оруэлл горестно восклицал, что Диккенс писал о сиротах, молодых служащих, ворах, джентльменах, — а в его время серьёзные авторы пишут только о сочинителях романов.

К счастью, мы не помним ни имена этих авторов, ни их героев. А помним созданных примерно в то же время, — хоббита Бильбо, киммерийца Конана, инопланетянина Ктулху и частного детектива Марлоу. Вот про таких героев хочется читать всегда.

3. Лёгкий язык

Есть старое американское правило: газетная статья должна быть понятна подростку, который доучился до седьмого класса. То же самое относится к жанровым историям.

Жанровые истории пишут просто. Как для детей. Потому что в душе все мы дети.

Не надо предложений на абзац и абзацев на полстраницы.

Не надо сложносочинённоподчинённых предложений. И (это важно для фантастики) не надо вываливать на читателя уже на первой странице десяток имён и терминов на неведомых древних наречиях.

Хорошо введение сделано в первой главе “Дюны”. Во вселенной Дюны есть и межзвёздные перелёты, и интриги домов, и галактическая империя, и спайс, и черви планеты Арракис. Но про них не говорится в первой главе — ведь в книги есть и другие главы.

В первой главе есть только Пауль Атрейдес в одной из комнат фамильного замка. И сёстры Бене-Гессерит, которые пришли его проверять.

Лотман как-то заметил, что для фальсификатора Сулакадзева главным достоинством древнего текста была его непонятность. В наши дни Сулакадзев творил бы “серьёзную литературу”:

«На рынке стояло семь тысяч праворуких машин, часть из которых одичало ездило по городу»

«Вместе с Дантовым адом Вавилонская башня образует палиндром, и как ты бунтуешь против Бога: взбираешься наверх или спускаешься в преисподнюю – разница невелика… Что история, что наша собственная жизнь – все построено на палиндромах. Христос с антихристом, Святая Земля и Египет, добро и зло – разницы нет; читай хоть справа налево, хоть слева направо – все едино»

«Чуешь, как мироустройство сквозь века огромной и гудкой листвяжной балкой отдалось в нутро, расщепившись, провернулось там ржавыми трехрожками, мотануло навильник сокровеннейших жил твоих?»

«Среди хлыщеватых или бородатых мужиков с гитарами и тромбонами в чехлах, которые лишь полдня бывали трезвыми…»

«Связывать ДНК со стихотворным текстом вполне логично: и в стихотворении, и в геноме имеются тройные связи: ритм (чередование ударений в тексте определенной длины, которые в геноме понимаются как определенные сгустки азотистых оснований), рифма (связи между окончаниями единиц текстов), строфические повторы (связи между строками разных строф). Так вот, в интронах легко отыскиваются участки и силлабо-тонического стихотворения, и верлибра. Во множестве стихотворных размеров легко можно наблюдать “комбинаторно-генетический” процесс: все варианты комбинаций ударных и безударных слогов, скажем, для двухсложных стоп – четыре варианта, для трехсложных – восемь, все они известны. Оказалось, что у дактиля больше шансов закрепиться в геноме, чем у амфибрахия»

Читатель от словес эдаких рискует аж совсем заколдобиться…

4. Хороший финал

Говорят, интересное начало продаёт книгу — а хороший финал продаёт следующую книгу.

И читатель хочет хорошего финала. Чтобы проблемы на данном этапе решились, даже если Чёрный Властелин пока где-то бегает.

Даже в мрачных готических историях финал обычно хороший, — происходит то, чего хочет читатель. В “Маске красной смерти” торжествует смерть — но читатель доволен, что богатых мудаков наказали за веселуху в разгар эпидемии.

Именно неопределённость финала сгубила сперва New wave в фантастике, а позже — литературу ужасов (её золотой век был в 1980-х). и киберпанк  Покупая обычную фантастику, читатель может быть уверен — всё закончится хорошо. А покупая new wave, он ни в чём не уверен — вдруг в пятой главе есть секс с козой?

Покупая очередной ужастик, читатель и вовсе покупает кота в мешке. Или, точнее, шкаф со скелетом. Насколько хорошим будет конец? Какой тут уровень жестокости? Есть ли тут вообще история, или это нарезка в духе сплаттерпанка?

Вдруг он откроет книгу, а оттуда — выскочит скелет?

В итоге читатели стали бояться покупать ужастики. Издатели, в свою очередь, боятся их издавать. Страх накрыл индустрию…

Даже основатели 1970-х  покинули проклятый жанр. В наше время Кинг и Кунц пишут скорее триллеры, а Р. Л. Стайн веселит детишек ожившими мумиями и нечистью из школьных туалетов.

5. Погружение в историю

Очень часто развлечение чтением — средство побега от опостылевшей реальности. Читатель должен полностью погружаться в историю, видеть мир глазами персонажа, чувствовать его чувствами, воспринимать его мнения. 

Не нужно пихать в тот мир реалии нашего, чтобы показать вашу авторскую позицию.

Читатель не хочет читать про рэпера Тимати. Он не хочет даже смерти рэпера Тимати в прямом эфире. Он хочет в мир, где нет Тимати, нет «Москвы, прибитой к яйцам Павленского» и нет старых пердунов, которые разговаривают о новостях.

И когда автор вместо эмоций лезет лапой в душу — читатель начинает злиться.

Телевизионщики могли бы много рассказать о таком разделении.

По телевизору не показывают умирающих детей не потому, что на канале сидит страшный цензор и запрещает. А потому что у канала есть продюсер. И этот продюсер прекрасно знает — те, кто смотрит телевизор, не хочет смотреть на умирающих детей. Хотите показывать умирающих детей — проследуйте на Ютуб, при условии, что это постановка.

Конечно, продюсер знает, как сильно аудитория жаждет крови. Но точно так же знает, что эта кровь должна быть ненастоящей. В боевике подстреленный умирает сразу, без агонии. В новостях умирающий ребёнок лежит, исхудавший, в чистой больничной палате и укрыт чистым одеялком.

Нужно проявлять ту же степень уважения и к читателю, что этот продюсер — к телезрителям. Погрузите его в свою историю, обеспечьте ему комфортабельный побег туда, где он бы хотел побывать.

Даже вскрывающая язвы общества детективная литература тоже побег — в мир, где есть знаменитые сыщики. Пусть они даже иногда глушат виски, курят сигареты и разгуливают в суровых плащах.

Социальные драмы — по сути, антиутопии. Они тоже про побег — в чудовищный мир приходит герой, чтобы его сломать. И в “1984”, и в “Пролетая над гнездом кукушки”, и в “Золотом Храме”, и в “Джокере” — один мотив и почти один сюжет.

“Реалистические” истории от Золя до Хейли показывают нам мелодрамы и триллеры в служебных помещениях бирж, больниц, отелей и аэропортов, куда нас, простых смертных, никогда не пустят. В аэропорту всё устроено так, что простому пассажиру проще попасть в Шанхай, чем в диспетчерскую. Нельзя туда нам, нельзя. Но очень хочется.

Даже литература ужасов — про побег в мир мечты. Как метко заметил один неглупый социолог, человек боится чертовщины совсем не так, как боится. к примеру, заболеть раком. Если бы была возможность, почти каждый, кроме совсем конченых мизантропов, выбрал бы переезд в мир, где никто никогда не может заболеть раком. Но если будет вариант переехать в мир, где есть граф Дракула — желающих найдётся немало.

Итак, повторим по важности. Не забывайте ни на секунду давать жанровой историей:

1. Развлечение

2. Главного героя

3. Лёгкий язык

4. Хороший конец

5. Полное погружение