Не могу сказать, что “Никола Зимний” — моя любимая рок-группа. Не могу даже сказать, что она занимает большое место в моей жизни — или что я как-то поучаствовал в её делах.
Её нельзя назвать даже умеренно популярной, как “Мастер” или “Кафе” или культовой, как “Соломенные еноты”.
И, тем не менее, они ухитрились меня удивить.
Впервые я узнал о них в году 2004, когда наткнулся на сайт, где был выложен опус “Моральные Уроды” — неофициальная история “Николы Зимнего”, написанная Максом Б.Б., он же басист Максим Борисевич.
Мемуары, признаться, впечатляли куда больше довольно пресного официального сайта группы, где только и информации было, что у группы есть участники и она иногда выступает.
Тем более, что мемуары были написаны на особом, древненордическом языке. Подобно формальному языку Гомера, который походил на все древнеионийские диалекты сразу, этот язык был специально разработан для отображения беспредельного бытия обителей Выселок или же, по выражению самого автора, “средство против засилья хачековатых рыночных наречий и оборзевших до отсутствия крайней плоти их глашатаев”. Дополнения коснулись даже алфавита — для более точной передачи звуков и событий он был усилен четырьмя мощным буквами (к слову, весьма тяжёлыми и металлическими): Ы краткое, Гхы, Отрыг, и ещё одной, которая вообще не ртом произносится. Так что автор был чем-то похож на божественного римского императора Клавдия — главный герой дилогии Грейвза тоже новые буквы вводил.
Сам Максим Борисевич легко узнавался в персонаже по прозванию Патитучка (чья фамилия в тексте не указана, хотя исследователи установили, что она начинается на суровую букву Б и заканчивается на джъджъджъ). Фронтмен, вокалист и автор песен Николай Михеев был изображён как Майкл Моисеич Волос, полуеврей и полуантисемит, любитель морковной ханки. Собственно, с их встречи и началась история группы, а вместе с ними и события мемуаров.
Кто скрывается под неброским псевдонимом Чун Джынгыргырло — Илья Берестнев или более доисторический барабанщик — выяснить уже затруднительно.
Зато на страницах встречалось немалое количество друзей, приятелей и просто остальные соучастники и сострадающие губчекистскому движению, в частности: Жоржик, Трытюк, Вайдадон Смит, каратист Фофан, мальчик Катя по прозвищу Кадет, Трытытюк — старший брат Трытюка, Ильич с лампочками, младший брат Волоса Организьма и множество других примечательных личностей. ”Членом общества карандашей имел права быть любой не трезвенник, сумевший за сутки (25 часов) поочерёдно пять раз напиться и хотя бы четыре раза протрезветь, при этом выпивать по пять сырых яиц за каждый трезвый раз”.
События, протекающие в чаду алкогольно-рокенрольного угара можно лишь приблизительно датировать по упомянутому в одной из первых глав фестивалю “Монстры рока”, что проходил 28 сентября 1991 года в Тушино. На разогреве была группа ЭСТ, которую не котировали уже даже металлисты начала нулевых. В основном сете выступали Metallica, только-только родившие “Чёрный Альбом”, AC/DC (чью пластинку Black in Black покупали у негров и к счастью не могли разобрать слов), дико модная в те времена Pantera и гвоздь программы — величайшие The Black Crowes (на тот случай, если вы не помните, кто это такие — некогда они были «самой рок-н-рольной рок-н-ролл-группой в мире» по версии журнала Melody Maker).
Хэви-метал с длинным хаером на пост-советских территориях пережил свой расцвет в конце Перестройки, когда даже крымская христианская хэви-группа “Мономах” на “Мелодии” пластинки выпускала. Переход к рыночным отношениям положил закономерный конец раннему блэку и позднему хард-року, неспособным оплатить аренду зала. К началу нулевых на отечественной тяжёлой сцене более-менее на плаву остались лишь два коллектива с сайд-проектами, похожие на два последних уцелевших зуба в гниющем рту у бродяги: тогда ещё популярная “Коррозия Металла” и ещё не достигшая пика популярности “Ария”.
Но у металла нашлись верные друзья — его любили музыканты. Когда ты подрубил электруху через дисторшн — так и хочется дать пару мощных риффов. Так что металлических групп на Руси было неизбежно много — и почти всегда больше, чем слушателей.
Именно такие образы развесёлых металлистов встречали читателя на страницах мемуаров, подчас неказистые, но очень живые. Неустроенность и безденежье легко побеждалась приключениями и погулянками. По выражению одного из критиков, «способные перепить даже героев Ремарка», герои легко переживали отсутствие концертов, гонораров и будущего, обстрел Белого Дома и последствия употребления креплёного туркменского белого вина “Сахра” (“Аромат характерный для вин типа «Мадера» с легким тоном каленого орешка. Вкус полный, гармоничный с привкусом ржаной хлебной корочки”). Единственное и достаточное, в чём были они уверены: когда ты разлепишь утром глаза, на пороге будут стоять трое — кто-то из приятелей, его друг и их совместно приподнятое настроение.
Разумеется, такие ребята не могли рассчитывать на массовую популярность и едва ли родили много хитов — им уже и так было весело.
Таким было моё представление об этой группе.
Но буквально той же осенью я зашёл в городскую библиотеку сдавать роман Сторм Константайн. И увидел на полке с прессой музыкальный журнал Fuzz, который казался мне тогда очень недурным. Открыл его и оказался на странице с обзорами только что вышедших альбомов.
И среди них был альбом “Николы Зимнего”.
— Надо же, пробились ребята,— подумал я.
Рецензент отмечал, что ребята играют лёгкий рок и заметил, что название для альбома “Тату” выбрано не очень удачно из-за неуместных ассоциаций с известным дуэтом. Судя по тому, что альбом был дебютный, а на дворе стоял 2004, ребята сменили имидж и устроили серьёзный перезапуск, распрощавшись с хайрастым, тяжёлым и металлическим прошлым. Как потом выяснилось, даже год основания группы сместился на 2003.
Альбом взял в раскрутку сам легендарный Александр Кушнир. Именно он посоветовал играть “довольно эклектичный поп-рок” с аранжировками Юрия Крашевского и переименовать группу в NZ (не помню, было ли это отражено в рецензии Fuzz-а, но группу я опознал сразу), потому что в “Никола Зимний” есть некий “призвук русского шансона”. На обложке альбома, во всяком случае, написано NZ и написано слово “Тату”, но при этом встречается вариант названия “Её Тату” (по песне).
Группа, увы, так не стала хитмейкером “Нашего Радио” и не выступила на “Нашествии”. Единственным её относительным успехом стала песня «Немного пьяный» — она до сих пор сравнительно популярна в Интернете, хотя в СМИ её почти не было, не считая пары исполнений на второстепенных телеканалах, и в ротацию на радио она тоже не попала.
И так бы и остался “Никола Зимний” в моих глазах очередной группой одного почти хита, которые сменили имидж, но им это не помогло, Много кто начинал с металла или гранджа, но пробился на радио с совсем другой музыкой.
Но много лет спустя я случайно наткнулся на выступление того самого Майкла Моисеича Волоса… пардон, Николая Михеева, в подкасте петербургского радио “Рекорд”: https://r-cast.ru/quarter_of_century/nikola-zimniy
Как оказалась Николай Михеев пришёл в музыку, когда ему было 13 лет, или 14 лет, под впечатлением от только что вышедшего хита “Землян” про “Траву у дома”. Впрочем, “Земляне” немало взяли у раннего хард-рока и вообще вдохновлялись Led Zeppelin, так что эволюция к AC/DC и Metallica была закономерна. Получается, на момент событий, описанных в “Моральных уродах”, им всем было лет по 20-25 — самое то, чтобы мечтать о музыкальной карьере (и ничего для этого не делать).
То, что говорится в подкасте, совершенно не билось с атмосферой безбашенных мемуаров. В интервью Михеев рассказывал, что какое-то время учился на программиста, но потом пошёл в музучилище.
Причём это было ещё в советское время и без музшколы поступить в музучилище было нельзя. Пришлось для экзамена заниматься с преподавателем.
В его изложении “Никола Зимний” была серьёзной группой профессиональных музыкантов, которые исполняли “рок-н-ролл, блюз, кантри, вот эту вот всю историю” в ночных клубах популярного тогда стиля «текс-мекс». В группе какое-то время даже играл скрипач и исполнитель на губной гармошке — Гена Лаврентьев, уволенный за безобразия прямо в аэропорту.
А сам Михеев поливал настолько виртуозно, что какое-то время даже подрабатывал гитаристом в «Арамисе», группе, которая для нас — исполнитель древнего поп-хита про то, что девочка ждёт, мальчик не идёт — плохо! В других, менее известных песнях, однако, ощущалось влияние Creedence Clearwater Revival и Animals, а любимой группой её лидера, Николая Кима, была вообще Slade. А до Михеева там играл Венгеров, гитарист Аллы Пугачёвой,
В эфире достопамятного подкаста звучали даже песни из тогдашнего репертуара “Николы Зимнего” — записанные здесь же, в эфире радио «Ракурс», в далёком 1996 году. И попутно вспомнили про ещё одно достижение — кавер-версия песни немецкой группы Puhdys, вышедшая как «Вперед, Динамо, мы с тобой!». В Динамовской тусовке Михеева знали как Колю-блюзмена.
Максим Борисевич, он же Макс Б.Б., и он же Патитучка, упомянут в интервью только мельком. Про него известно, что после провала альбома в группе начались перестановки и он ушёл, заделавшись спортивным диджеем.
В 2010 году Михеев собирает уже новый состав и начинает эксперименты уже с новым звучанием. Но этот период существования группы так толком и не оставил следов в интернете.
Так кто же настоящий “Никола Зимний” — развесёлые металлисты из мемуаров, серьёзные профессиональные лабухи из середины 1990-х или лирические поп-рокеры начала нулевых? А может, они только сейчас обретают свой голос и мир затаился в ожидании новых хитов?
Мы продолжаем наблюдение и ждём с нетерпением. Кто знает, может планируемая китайцами экспедиция на Марс внезапно обнаружит там группу “Никола Зимний”, которая в очередной раз решила сменить имидж?
***
Рассказ, предоставленный на суд читателя, отчасти вдохновлён “Моральными Уродами” — отсюда своеобразные переходы между главами и некоторые приключения главных героев. В незапамятные времена он был даже на каком-то конкурсе фэнтези, в самой прогрессивной группе “Отверженные”, и удостоился забавных пародий и удивлённых рецензий.