Дорогой Билл!
Хотя у вашей пьесы есть потенциал, она требует переработки. Вы написали несколько захватывающих сцен с хорошим конфликтом и выбрали сеттинг, подходящий для этого типа драмы. Ваше использование языка изобретательно, а основная история — о сыне, пытающемся отомстить за смерть своего отца — убедительна. Однако ваши персонажи часто действуют не на пределе своих возможностей; многие места многословны и затерты; и слишком много совпадений и ухищрений, чтобы публика могла в это поверить.
Пьеса начинается в нужном месте: с героем в страшной беде, которая тут же становится еще хуже, когда Гамлет получает от Призрака «зов к приключениям» — то архетипическое событие, с которого начинаются почти все рассказы, от древних эпосов до современных романов. В истинно героической манере Гамлет отмахивается от «стражей у ворот» и противостоит призраку своего отца. Однако, когда Призрак требует, чтобы Гамлет отомстил за его убийство, Гамлет скулит и бормочет, предаваясь интеллектуальным монологам, которые не могут сдвинуть с места действие и не сообщают нам ничего нового о главном герое. Почему бы Гамлету просто не сказать Призраку, что он ему не доверяет и требует каких-то доказательств? Вместо этого мы получаем слабый монолог, в котором Гамлет жалуется, что Призрак мог прийти из его собственного разума или быть уловкой дьявола.
Когда Гамлет, наконец, решает действовать, он не вызывает у нас симпатии, потому что он не на пределе своих возможностей, то есть он не действует с тем пониманием, которого зрители вправе ожидать от человека в его конкретных обстоятельствах. Он начинает достаточно хорошо, с гениальной идеи (хотя некоторые зрители могут подумать, что она надуманная) поставить пьесу, в которой человек отравляет своего брата, короля, точно так же, как Клавдий убил отца Гамлета. Гамлет надеется, что Клавдий во время просмотра спектакля обнаружит свою вину, запнувшись, побледнев или даже сломавшись и признавшись. Но тут Гамлет делает очень глупую вещь. Если бы он действительно на пределе своих возможностей, он бы собрал группу последователей, чтобы засвидетельствовать саморазоблачающее поведение Клавдия и, таким образом, стать союзниками Гамлета в его поисках справедливости. Вместо этого Гамлет отталкивает всех потенциальных союзников, притворяясь сумасшедшим!
Дальше всё ещё хуже. После того, как Гамлет принимает решение о своем образе действий, на нас обрушивается плаксивый, самодовольный монолог, который прерывает пьесу без видимой причины. Эта речь начинается с использования максимально абстрактного глагола. «Быть или не быть», за которым следует еще одна пассивная конструкция: «Вот в чем вопрос». Почему бы просто не сказать: «Должен ли я убить себя?» Монолог хнычет, полный жалости к себе и смешанных метафор. «И в смертной схватке с целым морем бед» — как можно вступить в рукопашную схватку с МОРЕМ?.. Выбросьте всю эту глупую речь: эта пьеса о мести, а не о самоубийстве.
Слишком часто пьеса избегает конфликта, нарушая первое правило эффективной драмы. Например, Гамлет подходит к Клавдию, намереваясь убить его, но останавливается (Клавдий даже не видит его!), потому что Клавдий молится. Почему бы Гамлету не последовать за Клавдием после его молитвы и не вызвать его на поединок? Позже, когда пьеса якобы достигает кульминации, еще большего конфликта удается избежать, когда героя отправляют в Англию! Основные сцены происходят за кулисами: побег Гамлета с корабля представляет собой полнейшую бессмыслицу (что за чушь он несёт о пиратах!). Кроме того, сцена, в которой Гамлет рассказывает о своих приключениях в Англии, является примером халтурного письма в самом худшем его проявлении. Мы узнаем — из ниоткуда — что Гамлет — искусный фальсификатор, и поэтому он смог подменить запечатанное письмо с приказом о своей смерти письмом с инструкциями о смерти Розенкранца и Гильденстерна. Кроме того, он сообщает Горацио, что может легко победить Лаэрта на дуэли, потому что в последние месяцы он практиковался в фехтовании. Однако, за исключением одной сцены, где он убивает безоружного Полония, мы не видели, чтобы он даже взял в руки меч.
Женские персонажи также страдают от нехватки максимальных возможностей. Офелия — пассивная жертва, статично подчиняющаяся жестокости Гамлета, молящая небеса помочь ему (по сути, она произносит одну и ту же строчку дважды) и ни разу не проявляющая дерзость или страсть. Ее окончательное решение — сойти с ума, что является плохим поворотом, потому что у нас уже есть один сумасшедший (Гамлет) на сцене. Обратите также внимание: смерть Офелии — еще одно ключевое событие, происходящее за кулисами.
Гертруда — мрачный, статичный персонаж. Ей удается противостоять Гамлету, но она отступает, когда Гамлет показывает портреты ее настоящего и бывшего мужа и требует, чтобы она сравнила их. Должны ли мы поверить, что она никогда раньше не замечала физических различий между ними, так что теперь она понимает, что Клавдий далеко не так привлекателен, как она думала прежде? И по какой причине она может заключить, что ошибалась насчет своего мужа, после того, как не сделала этого раньше, даже столкнувшись с чудовищными слухами в адрес самого Клавдия? Может быть, она только шутит с Гамлетом: не похоже, чтобы этот разговор как-то повлиял на её отношения с новым мужем. Всю пьесу она не меняет своего поведения.
Клавдий — порядочный злодей, хотя можно задаться вопросом, почему он не приложил больше усилий, чтобы скрыть свою вину, прежде всего, отложив поспешную свадьбу. Тем более, что в других отношениях он действительно кажется благочестивым, даже суеверным человеком. Его внутренний конфликт добавляет размерности его характеру. Но, подобно Гамлету и большинству других персонажей, он чрезмерно жалеет себя.
(К тому же, неясно, насколько оправдано обвинение Клавдия. Действительно ли он убил короля собственными руками? Оба раза, когда узурпатор пытается расправиться с Гамлетом, он старается сделать это чужими руками и представить как несчастный случай. Скорее всего, он, как Борис Годунов, просто “несчастлив в царствии” и народ воспринимает обрушившиеся на страну природные и военные катаклизмы как небесную кару узурпатору).
Полоний, хотя и является хорошим комическим персонажем, нарисован непоследовательно. Он, кажется, действует глупо только когда это нужно автору пьесы. В других случаях он кажется прагматичным человеком — несомненно, он был прав, предупредив Офелию о Гамлете.
Лаэрт, в отличие от Гамлета, — это герой, который действует. Как только он узнает о смерти собственного отца, он приступает к мести. Подумайте — не получится ли сделать Лаэрта героем этой пьесы?
Появление Фортинбраса и его армии в конце, чтобы похоронить Гамлета, — это совершенно нелепое совпадение.
В целом, мне понравилась эта пьеса, несмотря на множество изменений, которые нужно внести. Избавьтесь от этих искусственных подпорок! Уберите их, пусть даже вы очень их любите! Очень советую сделать эту пьесу одноактной, с Лаэртом в главной роли.
Искренне ваша,
Барбара МакХью
писатель, литературный редактор